— Начать выброс ложных целей! — распорядился коммандер.
Дезинформация — дезинформацией, но если русские Kilo выпустят самонаводящиеся торпеды...
— Йес, сэр! Ложные шумовые генераторы выпущены.
— Коммандер! Слышу шум винтов по носу! Русский фрегат идет прямо на нас. Они дали залп из бомбометов!
— О, Господи Иисусе! Экипаж, приготовиться к взрывам!
Гидродинамическая ударная волна встряхнула лодку от носа до кормы.
— Сэр, похоже, русские использовали глубинные бомбы с зарядами акустически-активной краски! — Это означало, что теперь любые ухищрения американских подводников будут бесполезны.
Шумность лодки возросла многократно, теперь их могли услышать не то что фрегаты, а и обычные рыболовецкие шхуны, оснащенные простейшим сонаром для поиска косяков рыбы.
— Все, с меня довольно! Экстренное всплытие! Ну, если я узнаю, из-за кого нас так подставили, задушу гада собственными руками!
Вздымая фонтаны брызг, словно резвящийся кит, американская многоцелевая АПЛ вылетела из волн. Едва не столкнувшись с ней, накренился, описывая крутую циркуляцию вправо, новейший
русский фрегат проекта 11540.
* * *
Рассвет окрасил в багровые тона идущий на малом ходу гвардейский ракетный крейсер с оплавленной пробоиной в правом борту выше ватерлинии. Рядом шел атомный авианесущий крейсер «Слава». Над кораблями постоянно висел «зонтик» воздушного прикрытия истребителей палубного и берегового базирования.
Все наличные силы и службы флота были подняты по боевой тревоге. Во всех портах Азовского и Черного морей было объявлено чрезвычайное положение. Но это уже ничего не дало.
«Гетман Сагайдачный» уже был у границы территориальных вод Турции. Высланные вдогон бомбардировщики Су-24М2 были перехвачены румынскими и турецкими истребителями F-16. Пришлось им возвратиться ни с чем. Так и ушел он безнаказанным до поры до времени в Адриатику, оставив там на одном из множества островков оставшихся в живых пленных матросов. Все же Тарас Лиходей не стал множить своих смертных грехов, обагряя руки кровью. Хотя и так они у него были измараны по локоть.
В отличие от идеалиста, замполита-отличника боевой и политической подготовки капитана 3-го ранга Валерия Саблина, 9 ноября 1975 года захватившего новейший по тому времени ВПК «Сторожевой», бывший офицер ВМС «незалежной» Украины действовал исключительно в корыстных интересах.
Далее путь предавшего свой флот корабля лежал на север — в Канаду, где спешно формировался «новый украинский флот» из списанных американских и канадских кораблей и судов. «Гетман Сагайдачный» должен был стать их «флагманом».
А в штабе Черноморского флота командующий получил шифрованное сообщение высшего приоритета: срочно перебазировать атомный авианесущий крейсер «Слава» вместе с авиагруппой и полным комплектом вооружения к месту постоянной службы в Североморск. Подготовку к морскому походу вокруг Европы провести в самые кратчайшие сроки.
Также на Краснознаменный Северный флот перебрасывалась и еще только формирующаяся экспериментальная эскадрилья русских истребителей пятого поколения Су-207 под командованием полковника Олега Щербины.
Тускло поблескивало воронение. От пистолета, лежащего на столе, веяло тяжеловесной уверенностью. Николай Иванович Науменко смотрел на свой табельный ПМ. Когда-то, еще на заре лейтенантской юности, ему вручили это личное оружие — своеобразный символ офицерской власти. Теперь черный зрачок дульного с укором смотрел на человека: «Что же ты, хозяин, не уберег корабль?»
Ладонь привычно обхватила вытертую рукоять, раз и навсегда выверенным движением большой палец снял предохранитель, звонко в тиши капитанской каюты щелкнул затвор, вгоняя в ствол тупоносый патрон из обоймы. Пистолет снова уставился на хозяина черным зрачком.
Нет, так нельзя. Он — боевой офицер и не властен распоряжаться собственной жизнью. Кажется, самураи говорили: «Жизнь легка, как перышко, а долг тяжек и неподъемен, как гора». Николай Иванович никогда близко не воспринимал восточную мудрость, но это изречение из «Буси-до» почему-то запомнилось. Он разрядил пистолет, поставил его на предохранитель и спрятал обратно в сейф.
У боновых ворот Севастопольской военно- морской базы «Москву» встретили буксиры. Осторожно они завели ее на бочки родного тринадцатого причала. На берегу экипаж гвардейского ракетного крейсера встречал оркестр и лично — Комфлота.
— Николай Иванович, дорогой, — обнял командира корабля Командующий Черноморским флотом. — Я уже приказ о награждении тебя подписал! Ты не представляешь, какой героический поступок совершил, спас новейший авианосец от подлого удара!
— Виноват, товарищ Командующий, но орден за бесчестье я не приму, — тихо, но твердо сказал Николай Иванович Науменко. — Я подставил под удар собственный корабль, флагман и гордость флота. В сложившихся обстоятельствах я не нашел иного выхода, а значит, не имею более морального права командовать доверенным мне кораблем. Сегодня же вы получите мой рапорт (это слово он произнес с ударением на последний слог) о списании на берег.
Николай Иванович Науменко оглянулся на крейсер. На правом борту сразу за тактическим номером «121» зияла закрытая сейчас пластырем пробоина с оплавленными, закопченными краями — след от попадания ракеты. На глаза капитана навернулись слезы, а в груди тоскливо сжалось сердце.